sorbifer
Member
Сегодняя полазил по сети ,сколько же сайтов заблокировано,теперь...
Просто копирую для всех их содержание.
Количество беженцев, прибывших в страны Европы из Украины с начала российской военной операции, достигло 7 915 287 человек. Об этом говорится на сайте Управления верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ). Только за последнюю неделю число беженцев увеличилось на 18 462.
По данным УВКБ, с 24 февраля 2022 года по 3 января 2023 года больше всего беженцев приняла Россия — 2 852 395.
В число стран, принявших более 100 тыс. человек, вошли:
Польша (1 553 707),
Германия (1 021 667),
Чехия (476 025),
Италия (173 231),
Испания (164 705),
Великобритания (152 200),
Болгария (148 451),
Франция (118 994),
Румыния (106 786),
Словакия (105 205),
Молдавия (102 103).
В национальных программах временной защиты и поддержки участвуют 4 905 293 беженца. В общей сложности с 24 февраля из Украины в соседние страны выехали 17 139 782 человека, в обратном направлении — 9 180 679.
Евросоюз (ЕС) обещал принимать украинских беженцев минимум до марта 2024 года.
Большинство беженцев находится сейчас в соседних с Украиной странах, в основном в Польше, но многие двигаются дальше на запад, в частности в Германию. В Швейцарии статус беженца получили почти 13 000 человек из Украины. «И таких людей будет еще больше», — говорит Андреас Фраймюллер (Andreas Freimüller), соучредитель общественной организации и сайта Campax, помогающих беженцам найти частное жилье в Швейцарии.
Принять украинцев у себя дома смогли уже десятки тысяч самых обычных жителей Швейцарии. «Но если вы не можете предоставить жилье, то можно ведь пожертвовать деньги или одежду. То, что каждый из нас способен сделать для этих людей, может выглядеть очень небольшим шагом, но из таких шагов складывается наше общее дело», — говорит Милена Новак (Milena Novak), 39-летняя гражданка Польши, живущая в Цюрихе, которая уже приютила у себя женщину с двумя детьми. Правительство Швейцарии подтвердило на прошлой неделе, что лица, спасающиеся от войны в Украине, имеют право на получение в Швейцарии временного вида на жительство категории S, которое дает право проживания и работы в Конфедерации. Статус S, первоначально действительный в течение одного года, активирован в Швейцарии впервые с момента его введения в 1990-х годах в качестве ответа на войну в Боснии.
Милена Новак живёт в пригороде Цюриха и она приютила у себя семью украинских беженцев.
Продолжающаяся трагедия в Украине стала в Швейцарии источником и мотивом возникновения беспрецедентной волны солидарности, но при этом у многих возникает вопрос, почему ничего подобного не было в стране в связи с войнами в Сирии или Афганистане. Как говорит А. Фраймюллер, это во многом связано с историческим и цивилизационным контекстом. «Швейцария уже имела похожий опыт приема беженцев после вторжения советских войск в Венгрию 1956 году и в Чехословакию в 1968-м. Мы чувствовали себя тогда напрямую эмоционально сопричастными к этим кульминационным событиям в истории холодной войны». Нечто похожее происходит и сейчас.
При этом «простые жители Швейцарии всегда были готовы принять у себя нуждающихся в защите - это было отчетливо видно и во время так называемого «миграционного кризиса» 2015 года. Но официальный политический курс не всегда совпадал с настроениями в народе». «Всеобщее внимание привлек еще и тот факт, что большинство беженцев из Украины — это женщины и дети, тогда как в случае с сирийскими беженцами речь шла в подавляющем большинстве случаем о молодых мужчинах», — говорит 48-летняя гражданка Франции по имени Лор, проживающая в собственном доме в кантоне Во и также принявшая у себя украинку с маленькой дочерью. Причиной такой ситуации является в том числе введенное в Украине военное положение, запрещающее мужчинам в возрасте от 18 до 60 лет покидать страну, пока на ее территории ведутся боевые действия.
Как конкретно проходит распределение беженцев по частным домам в Швейцарии? Андреас Фраймюллер говорит, что подведомственная ему структура разработала специальное программное обеспечение для помощи в подборе соответствующих мест проживания, однако координирует размещение беженцев НКО Швейцарский совет по делам беженцев. Пресс-секретарь Совета Элиан Энгелер говорит, что существует несколько критериев, среди которых учтены и географические предпочтения, поскольку у некоторых украинцев уже есть друзья и родственники в Швейцарии. Не менее важным критерием является язык принимающей семьи, а также возможность проживания вместе с домашними животными. Их, кстати, в страну пока можно ввозить без обязательного карантина.
Что касается обеспечения безопасности беженцев и противодействия возможным преступлениям, то, по словам Э. Энгелер, Совет проводит тщательную проверку потенциальных принимающих лиц и семей на предмет наличия судимостей. Эта работа ведется совместно с партнерскими организациями Совета, среди которых следует отметить католическую благотворительную организацию «Каритас» и «Швейцарский Красный Крест» (не путать с МККК). Совет по делам беженцев также предоставляет всем желающим контактные номера телефонов, по которым можно звонить в случае возникновения проблем. Работает «горячая линия», которой можно воспользоваться в любой момент. «Каждую семью беженцев будут посещать местные наблюдатели из числа сотрудников наших партнерских организаций на местах», — подчеркивает Э. Энгелер в интервью порталу SWI swissinfo.ch.
Государственный секретариат по делам миграции (SEM) планирует организовать онлайн регистрацию для украинских беженцев.
По ее словам, принимающие семьи должны предоставить жилье как минимум сроком на три месяца, и если по завершении этого периода дальнейшее пребывание новых жильцов будет невозможно, то Совет поможет с их переселением. В идеале принимающие семьи должны обеспечивать украинских беженцев жильем до тех пор, пока те не станут финансово независимыми и не смогут найти себе жилье самостоятельно. Отвечая на вопрос о том, как справляться с психологическими травмами людей, пострадавших от развязанной в Украине войны, Э. Энгелер говорит, что люди по-настоящему травмированные, а также несовершеннолетние дети без сопровождения взрослых, жить в частных домах не будут.
Финансовая поддержка оказывается беженцам по линии предоставления вида на жительство категории S, то есть за счет прежде всего кантональных бюджетов. Дополнительно кантоны (субъекты федерации) могут своей властью принимать решения о выплатах принимающим семьям. В рамках усилий по обеспечению безопасности беженцев из Украины Совет по делам беженцев советует им не принимать сразу любые частные предложения о размещении. Милена Новак, например, сначала зарегистрировалась на сайте Campax, но в итоге она приняла семью, которая связалась с ней напрямую через социальную сеть Facebook.
«Хватит того, что есть»
Милена понимает, что существует необходимость реализовывать «процедурные действия» с целью предотвратить преступную торговлю людьми и сексуальную эксплуатацию. Но она говорит, что социальные сети порой дают возможность куда оперативнее реагировать на нужды беженцев. Частные инициативы тем самым в Швейцарии массово не поощряются, однако и Милена, и Лор являются примером положительного опыта помощи жертвам военной агрессии. Сейчас всего в Швейцарии в распоряжении беженцев находятся потенциально около 60 000 койко-мест.
Лор также сначала зарегистрировалась на сайте Campax. Но потом она увидела в сети Facebook, что один житель ее города уже собирается забрать себе несколько семей беженцев на границе и поселить их у себя. Она обратилась к нему с предложением самой приютить одну из семей. Связавшись затем с Campax, Лор получила «зеленый свет». Лор говорит, что сама обеспечивает все повседневные нужды поселившихся у нее украинских беженцев. Женщина (53 года) и ее дочь (16 лет) живут сейчас в ее гостевой комнате. Ходатайство властям о предоставлении ей финансовой субсидии она не направляла, полагая, что им хватит того, что есть, по крайней мере на несколько месяцев.
Сейчас ее больше всего волнует, как помочь вновь прибывшим беженцам обеспечить себе свою собственную финансовую независимость. Лор надеется, что ВНЖ категории S будет выдано им как можно скорее вместе с талонами на питание и другими субсидиями. Милена и Лор говорят, что счастливы принять у себя беженцев. Местный муниципалитет также проявил необходимую оперативность и украинские дети сразу начали посещать местные школы. «Это очень позитивный и полезный опыт и для самих жителей Швейцарии», — говорит Лор.
На rue des Cheminots (улице Железнодорожников), 39, у входа в современное административное здание на северной окраине французской столицы стоит довольно длинная, но, впрочем, в меру, очередь из людей, которые смогли уехать от … в Европе. «Ви тiлькi прийшли? Ви тоди будете за мною». Люди стоят, чтобы получить вид на жительство и место жительства.
Ну, или только «вид»: мало кто решил воспользоваться «романтической» возможностью поселиться в Париже ради того, чтобы поселиться в Париже. В основном здесь те, у кого во Франции — друзья, родственники, знакомые.
Внутри миграционного центра — вежливая забота: стараются чиновники, волонтеры (есть россияне), сотрудники благотворительных организаций. Внутри есть все: еда и напитки для людей, корма для животных (многие люди — с переносками), игровые комнаты для детей… Дети рисуют: «МИ ЗА МИР!», «Украiнi слава!», много жовто-блакитных флажков, радуги, мир…
И меня никто не гонит. Вечером накануне пытался пройти в большой спортзал гимназии у Восточного вокзала, где открыли круглосуточную «ночлежку» для тех, кто только-только приехал, у кого еще нет документов и кому негде жить, — меня не пустили. Словосочетание «газета из России», упав в уши охранника, опустило передо мною шлагбаум. Объяснения и звонки в пресс-службу не помогли. Мне лишь пообещали изучить, что там за российская такая газета, и потом, может, перезвонить. Объяснили: «Поймите, люди очень травмированы… Не нужно их беспокоить, понимаете?..» Я сказал, что знаю украинский. «Мы подумаем», — ответили. Думают еще.
Сегодня «проще»: можно подойти к очереди на улице. Но и украинский часто не помогает. Люди измотаны. Не хотят вдаваться в подробности того, что только что пережили…
Семья из Николаева. Женщины разных лет. Бежали под обстрелами. Потом ехали в Молдавию, потом по Европе: с 7 по 13 марта — Румыния, Венгрия, Швейцария, Франция.
Сейчас отстоят очередь, получат вид на жительство и поедут к знакомым на север Франции, в нормандскую деревню.
— Расскажите, — прошу. — Если хочется высказаться, что вы видели.
— Очень страшно. Стреляют, бомбят. Воды нет, продуктов нет…
— Игушки нет, — говорит маленький мальчик.
— Игрушек нет, — поправляет семья хором. Они на все вопросы отвечают немногословно и почти одинаково.
— Маленького дома нет нашего, — говорит самая активная женщина, с глубокими впадинами под давно не спавшими глазами.
— Вы жили в частном доме?
— Да, у нас БЫЛ частный дом.
***
Лене, которая когда-то жила в Горловке, лет сорок. Много лет живет во Франции: училась на менеджера, работает femme de ménage, то есть убирает квартиры. Пришла продлить вид на жительство, заодно — помочь знакомым, бежавшим из Украины. Лена немного путается в мыслях. У нее одни родственники — в «ДНР», в Горловке, другие рядом — в Бахмуте на подконтрольной Киеву территории Украины.
Бахмут она по-старому зовет Артемовском. «Они почти не видятся, там очень трудно, там такие блокпосты, сразу могут расстрелять», — говорит Лена про своих родных с «обеих сторон».
Она, кажется, до того, как началась эта не гибридная уже, а совсем открытая, чудовищная … (слово, запрещенное российской властью), была скорее «пророссийским» человеком. За последние 20 дней в сознании Лены, кажется, произошел перелом. «Я просто не понимаю. Всех украинцев гонят — уже три миллиона беженцев, смотрите. А сколько погибло? <…> Вот здесь сейчас стоял в очереди мой знакомый, он гражданин Марокко, он из Харькова, студент, женился там. Говорит: «Там просто бомбы летят и летят, мы бежали куда видели». Они взяли по сумке… Там все осталось у людей. У меня племянница с Харькова тоже убежала с маленьким чемоданом. В Турцию. Через Западную Украину, через Польшу… Она в подвале сидела в Харькове. Там же эвакуировать запрещают! Как же так?! — уже приближается к слезам Лена.
— Мы жертвы. А что мы сделали?! Там знаете как у нас сейчас говорят? «Русские солдаты! Уходите, пожалуйста.
Ну зачем вы пришли на нашу территорию? Не надо нас стрелять! Мы сами разберемся в своей стране. Мы хотим жить! Возьмите вот чай, кофе, покушать, только уходите…»
«Мы хотим по советскому режиму жить, — продолжает Лена, и тут же переходит к главному. — Зачем он это делает?! Вы понимаете? Знаете, Бог уже плачет… Так нельзя с людьми! <…> А что у вас, в Москве, там нет проблем? У вас там бабушки бедные, пенсии маленькие. Что, нельзя было решить в Москве какие-то проблемы? А теперь я поняла: он просто завидовал нам. Что мы ни у кого ничего не просили, что мы свободные. И неизвестно, сколько эта … [слово, запрещенное российской властью] продлится. Может, еще пять лет продлится! Никто не знает, что у него на уме… Он, видимо, считает, что он прав?!»
Лене нужно как-то успокоиться. Она идет к огромным бакам с наклейками: «ВОДА», «ЧАЙ», «КОФЕ». «Я думала в первые дни, что это сон», — говорит, наливая кофе. Все так говорят сейчас, думаю, Лена.
***
Надя Рыбачок. Молодая женщина: один ребенок, кроха Тимур, на руках, второй, уже мужчина лет девяти (возраст забыл спросить, прости, Марк), идет рядом — с огромным баулом в руках. Ищут, где сделать «фото на документы»: «Нам сказали, где-то рядом…»
Разговорились на украинском:
— Мы приехали с Волыни, Луцк, это Западная…
— Там еще ничего не было?
— Было. У нас бомбили аэродром. Рядом с нами… Три дня назад. Мы выехали раньше — 27-го. Здесь живем у знакомых — больше недели.
— Кто-то остался в Украине?
— Мама. Она врач. Анестезиолог. Она не хочет ехать. Она там сейчас нужна… Уже привозили раненых в больницу.
Анестезиолог не хочет уезжать, хотя удар по аэропорту долетел до ее дома:
— Мама рассказывает: как начало бахкать… Стекла повылетали в нашем доме. Ударной волной. Посуда вся попадала. Ночуют в подвале… Мама в таком стрессе… Какие-то окна позаменяли уже, какие могли… Это просто ужас. А мой брат двоюродный — он военный. Так он был на аэродроме — сейчас лежит в больнице. Ранило осколком. Мы с детьми добирались машиной через Польшу. Двое суток жили в машине на границе, чтоб границу пройти.
Сейчас нам нужно найти фотоавтомат (фотоматон). Спрашиваю дорогу у темнокожих мужчин, которые целый день стоят в одной точке неподалеку от метро. Торгуют чем-то, наверное. Мужчины, увидев женщину с двумя маленькими детьми и баулами, кажется, теплеют. Подробно объясняют: идите так-то и так-то до следующей станции метро Marx Dormoy, там есть фотоматон.
Идти — около километра. Надя и дети совсем устали. Занимаем друг друга разговором, Марк уступает мне сумку.
У Нади Рыбачок образование психолога. Училась в Крыму, только получила диплом в 2014-м — и пришлось бежать. Через месяц, говорит, уехать уже было бы трудно. Сразу не приняла «русскую весну». «Уезжала — везде красно-сине-белые цвета, везде Путин, каждый билборд… И ничего больше. Зомбиленд».
Теперь Z достает уже западных окраин Украины. «Мне самой сейчас нужен психолог, — улыбается она. — Сутками не спишь… Я не могу уснуть даже здесь: мне кажется, сейчас что-то будет».
Проходим церковь Saint-Denys de la Chapelle, на ней — табличка, посвященная Жанне д’Арк: 8 сентября 1429 года она здесь провела ночь в молитве перед алтарем Святой Девы накануне похода на удерживаемый англичанами Париж. Говорю, чтобы найти какую-то надежду: «Жанна д’Арк боролась с иностранными захватчиками. В итоге захватчики были изгнаны». Марк улыбнулся. А мне опять стало тошно…
Фотоматон был на станции метро — как и обещали наши торговцы. Но сфотографировать ребенка, которому чуть больше года и который вообще-то сейчас должен был спать в своей кроватке в Луцке, а не «бегать» на руках у мамы через всю Европу, почти невозможно.
Съемка становится му́кой.
— Смотри, какие мультики, Тимур! Глянь, какие мультики! — говорит мама.
Тимур вместо этого нажимает кнопки фотоматона. Мотает головой… Знать не знает и понимать не понимает, что после 3… 2… 1, вспыхивающих на экране, нужно замереть. Поэтому на первом фото мы видим только чуб Тимурчика. На втором — подбородок… На третьем — ничего не видим. После трех попыток начинаем процедуру заново, автомат требует…
— Дивися, де ляля? Де лiтачок? — мама пытается отвлечь Тимурку телефоном. Потом — шумом шаркающих ниже вагонов метро: Чуєш — поiзд iде?..
Съемка не дается, скоро Тимурка начинает плакать. Надежды на удачный кадр рушатся. Как и на то, что мы сегодня успеем сделать документы.
Подходит мужчина. Терпеливо ждет, вежливо улыбается. Мне неловко, говорю: «Нам тут еще минут 20 минимум…» Ничего, пытайтесь, отвечает. Потом оказывается, что он — работник, обслуживающий фотоматоны… Успокаивает: «Вы не волнуйтесь, к таким маленьким детям отношение не строгое, принимают не обязательно хорошие фото…» Проблема в том, что и через 15 минут фото нет никаких… Не понесешь же фото чубчика. Специалист предлагает: «Нужно махать рукой рядом с объективом, но только прямо сразу перед съемкой, чтобы мальчик не успел отвлечься на что-нибудь еще». На второй раз трюк срабатывает. Фото Тимурки с открытым ртом и склоненной набок головкой наш фотоматонщик признает за подходящее. Типа, сойдет. Он что-то быстро начинает крутить ключом в автомате, говорит «Платить не надо» и через полминуты, открыв машину, вручает нам фото бесплатно.
— Это украинские беженцы, — говорю, чтобы он понял, насколько же он молодец.
— Я понимаю, — улыбается. Фотоматонщика зовут Брюно.
В миграционном центре все фото признают подходящими.
Пока подготовят документы, Надя с детьми идут в детскую комнату на втором этаже, где можно рисовать и складывать лего. В комнате — штук двадцать маленьких детей. Еще столько же — на первом, где с детьми рисуют педагоги.
На стене уже вернисаж. Те самые МИ ЗА МИР, радуги, флаги, принцессы… Эти дети в большинстве выехали в самом начале … (слово, запрещенное российской властью).
Над залами второго этажа стоит густой запах валерьянки. Это — взрослые.
Кот Мили сидит в переноске на первом этаже. Но я пока не знаю его имени, а потому спрашиваю хозяйку. У меня дома тоже русский голубой, говорю. Седая женщина не может говорить. Приходит дочь, которой немота передалась: мы с ней переписываемся по телефону. Дочь зовут Алена. Она беременна. Пишет: «Мы с Мили и мамой уже переезжали восемь раз, теперь будет девятый. Кот настрадался…» «Сколько лет?» — спрашиваю. «Тринадцать. Мечтаю, чтобы дожил до 20».
«Рассказывает», как добирались: «Мы ушли с Киева 25 февраля, на второй день … [слово, запрещенное российскими властями], потом в Хмельницком ночевали, потом ехали через границу в Польшу 24 часа, потом Люблин, потом Варшава, пожили у говорящего в квартире…». Теперь Париж. Ожидание, пока заселят в гостиницу. Ковид, мест много.
Министр внутренних дел Франции Ж. Дарманен сказал, что страна уже в ближайшие дни готова принять 100 тысяч беженцев с Украины, а потом — «даже больше, если понадобится». Но дала Франция документы пока меньше чем 5 тысячам украинцев (из 13 тыс., зарегистрированных на границе, — не сравнить с польскими миллионами): кто-то уехал в Британию или Испанию, кто-то еще не пришел оформлять вид на жительство.
Все-таки — очереди: этот пункт на севере Парижа без устали работает с 9 до 18, принимает людей «до последнего» (из тех, кто успел войти). В среду, 16 марта, откроют вместо этого центра гораздо больший, в выставочном центре на юге города, а пока — здесь.
Французы, как и большинство европейцев, с больши́м сочувствием и пониманием относятся к приему людей, бегущих из Украины.
…Я прошу у женщины в жилетке Armée du Salut корм для кота Мили с пониженным процентом белка — находится три вида. И даже одноразовые картонные мисочки есть.
Мили ест. В центре тесно, я выхожу на улицу и сразу натыкаюсь на русского волонтера (хотя, конечно, большинство — украинцы и французы). Данил, 19 лет, студент-юрист, учится в Нантере. Родился во Франции. Мама — москвичка. Данил — гражданин Франции и России. Действующую (точнее, не ведающую, что творящую) российскую власть не то чтобы ненавидит — это какая-то смесь абсолютного неприятия с недоумением.
«У людей травма, … . Люди плачут. Я сам такого не ожидал. Я им так сочувствую…» — говорит о беженцах. Подходит украинская женщина, просит набрать адрес в гугл-картах, не понимает французские буквы…
Просто копирую для всех их содержание.
Количество беженцев, прибывших в страны Европы из Украины с начала российской военной операции, достигло 7 915 287 человек. Об этом говорится на сайте Управления верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ). Только за последнюю неделю число беженцев увеличилось на 18 462.
По данным УВКБ, с 24 февраля 2022 года по 3 января 2023 года больше всего беженцев приняла Россия — 2 852 395.
В число стран, принявших более 100 тыс. человек, вошли:
Польша (1 553 707),
Германия (1 021 667),
Чехия (476 025),
Италия (173 231),
Испания (164 705),
Великобритания (152 200),
Болгария (148 451),
Франция (118 994),
Румыния (106 786),
Словакия (105 205),
Молдавия (102 103).
В национальных программах временной защиты и поддержки участвуют 4 905 293 беженца. В общей сложности с 24 февраля из Украины в соседние страны выехали 17 139 782 человека, в обратном направлении — 9 180 679.
Евросоюз (ЕС) обещал принимать украинских беженцев минимум до марта 2024 года.
Большинство беженцев находится сейчас в соседних с Украиной странах, в основном в Польше, но многие двигаются дальше на запад, в частности в Германию. В Швейцарии статус беженца получили почти 13 000 человек из Украины. «И таких людей будет еще больше», — говорит Андреас Фраймюллер (Andreas Freimüller), соучредитель общественной организации и сайта Campax, помогающих беженцам найти частное жилье в Швейцарии.
Принять украинцев у себя дома смогли уже десятки тысяч самых обычных жителей Швейцарии. «Но если вы не можете предоставить жилье, то можно ведь пожертвовать деньги или одежду. То, что каждый из нас способен сделать для этих людей, может выглядеть очень небольшим шагом, но из таких шагов складывается наше общее дело», — говорит Милена Новак (Milena Novak), 39-летняя гражданка Польши, живущая в Цюрихе, которая уже приютила у себя женщину с двумя детьми. Правительство Швейцарии подтвердило на прошлой неделе, что лица, спасающиеся от войны в Украине, имеют право на получение в Швейцарии временного вида на жительство категории S, которое дает право проживания и работы в Конфедерации. Статус S, первоначально действительный в течение одного года, активирован в Швейцарии впервые с момента его введения в 1990-х годах в качестве ответа на войну в Боснии.
Милена Новак живёт в пригороде Цюриха и она приютила у себя семью украинских беженцев.
Продолжающаяся трагедия в Украине стала в Швейцарии источником и мотивом возникновения беспрецедентной волны солидарности, но при этом у многих возникает вопрос, почему ничего подобного не было в стране в связи с войнами в Сирии или Афганистане. Как говорит А. Фраймюллер, это во многом связано с историческим и цивилизационным контекстом. «Швейцария уже имела похожий опыт приема беженцев после вторжения советских войск в Венгрию 1956 году и в Чехословакию в 1968-м. Мы чувствовали себя тогда напрямую эмоционально сопричастными к этим кульминационным событиям в истории холодной войны». Нечто похожее происходит и сейчас.
При этом «простые жители Швейцарии всегда были готовы принять у себя нуждающихся в защите - это было отчетливо видно и во время так называемого «миграционного кризиса» 2015 года. Но официальный политический курс не всегда совпадал с настроениями в народе». «Всеобщее внимание привлек еще и тот факт, что большинство беженцев из Украины — это женщины и дети, тогда как в случае с сирийскими беженцами речь шла в подавляющем большинстве случаем о молодых мужчинах», — говорит 48-летняя гражданка Франции по имени Лор, проживающая в собственном доме в кантоне Во и также принявшая у себя украинку с маленькой дочерью. Причиной такой ситуации является в том числе введенное в Украине военное положение, запрещающее мужчинам в возрасте от 18 до 60 лет покидать страну, пока на ее территории ведутся боевые действия.
Как конкретно проходит распределение беженцев по частным домам в Швейцарии? Андреас Фраймюллер говорит, что подведомственная ему структура разработала специальное программное обеспечение для помощи в подборе соответствующих мест проживания, однако координирует размещение беженцев НКО Швейцарский совет по делам беженцев. Пресс-секретарь Совета Элиан Энгелер говорит, что существует несколько критериев, среди которых учтены и географические предпочтения, поскольку у некоторых украинцев уже есть друзья и родственники в Швейцарии. Не менее важным критерием является язык принимающей семьи, а также возможность проживания вместе с домашними животными. Их, кстати, в страну пока можно ввозить без обязательного карантина.
Что касается обеспечения безопасности беженцев и противодействия возможным преступлениям, то, по словам Э. Энгелер, Совет проводит тщательную проверку потенциальных принимающих лиц и семей на предмет наличия судимостей. Эта работа ведется совместно с партнерскими организациями Совета, среди которых следует отметить католическую благотворительную организацию «Каритас» и «Швейцарский Красный Крест» (не путать с МККК). Совет по делам беженцев также предоставляет всем желающим контактные номера телефонов, по которым можно звонить в случае возникновения проблем. Работает «горячая линия», которой можно воспользоваться в любой момент. «Каждую семью беженцев будут посещать местные наблюдатели из числа сотрудников наших партнерских организаций на местах», — подчеркивает Э. Энгелер в интервью порталу SWI swissinfo.ch.
Государственный секретариат по делам миграции (SEM) планирует организовать онлайн регистрацию для украинских беженцев.
По ее словам, принимающие семьи должны предоставить жилье как минимум сроком на три месяца, и если по завершении этого периода дальнейшее пребывание новых жильцов будет невозможно, то Совет поможет с их переселением. В идеале принимающие семьи должны обеспечивать украинских беженцев жильем до тех пор, пока те не станут финансово независимыми и не смогут найти себе жилье самостоятельно. Отвечая на вопрос о том, как справляться с психологическими травмами людей, пострадавших от развязанной в Украине войны, Э. Энгелер говорит, что люди по-настоящему травмированные, а также несовершеннолетние дети без сопровождения взрослых, жить в частных домах не будут.
Финансовая поддержка оказывается беженцам по линии предоставления вида на жительство категории S, то есть за счет прежде всего кантональных бюджетов. Дополнительно кантоны (субъекты федерации) могут своей властью принимать решения о выплатах принимающим семьям. В рамках усилий по обеспечению безопасности беженцев из Украины Совет по делам беженцев советует им не принимать сразу любые частные предложения о размещении. Милена Новак, например, сначала зарегистрировалась на сайте Campax, но в итоге она приняла семью, которая связалась с ней напрямую через социальную сеть Facebook.
«Хватит того, что есть»
Милена понимает, что существует необходимость реализовывать «процедурные действия» с целью предотвратить преступную торговлю людьми и сексуальную эксплуатацию. Но она говорит, что социальные сети порой дают возможность куда оперативнее реагировать на нужды беженцев. Частные инициативы тем самым в Швейцарии массово не поощряются, однако и Милена, и Лор являются примером положительного опыта помощи жертвам военной агрессии. Сейчас всего в Швейцарии в распоряжении беженцев находятся потенциально около 60 000 койко-мест.
Лор также сначала зарегистрировалась на сайте Campax. Но потом она увидела в сети Facebook, что один житель ее города уже собирается забрать себе несколько семей беженцев на границе и поселить их у себя. Она обратилась к нему с предложением самой приютить одну из семей. Связавшись затем с Campax, Лор получила «зеленый свет». Лор говорит, что сама обеспечивает все повседневные нужды поселившихся у нее украинских беженцев. Женщина (53 года) и ее дочь (16 лет) живут сейчас в ее гостевой комнате. Ходатайство властям о предоставлении ей финансовой субсидии она не направляла, полагая, что им хватит того, что есть, по крайней мере на несколько месяцев.
Сейчас ее больше всего волнует, как помочь вновь прибывшим беженцам обеспечить себе свою собственную финансовую независимость. Лор надеется, что ВНЖ категории S будет выдано им как можно скорее вместе с талонами на питание и другими субсидиями. Милена и Лор говорят, что счастливы принять у себя беженцев. Местный муниципалитет также проявил необходимую оперативность и украинские дети сразу начали посещать местные школы. «Это очень позитивный и полезный опыт и для самих жителей Швейцарии», — говорит Лор.
На rue des Cheminots (улице Железнодорожников), 39, у входа в современное административное здание на северной окраине французской столицы стоит довольно длинная, но, впрочем, в меру, очередь из людей, которые смогли уехать от … в Европе. «Ви тiлькi прийшли? Ви тоди будете за мною». Люди стоят, чтобы получить вид на жительство и место жительства.
Ну, или только «вид»: мало кто решил воспользоваться «романтической» возможностью поселиться в Париже ради того, чтобы поселиться в Париже. В основном здесь те, у кого во Франции — друзья, родственники, знакомые.
Внутри миграционного центра — вежливая забота: стараются чиновники, волонтеры (есть россияне), сотрудники благотворительных организаций. Внутри есть все: еда и напитки для людей, корма для животных (многие люди — с переносками), игровые комнаты для детей… Дети рисуют: «МИ ЗА МИР!», «Украiнi слава!», много жовто-блакитных флажков, радуги, мир…
И меня никто не гонит. Вечером накануне пытался пройти в большой спортзал гимназии у Восточного вокзала, где открыли круглосуточную «ночлежку» для тех, кто только-только приехал, у кого еще нет документов и кому негде жить, — меня не пустили. Словосочетание «газета из России», упав в уши охранника, опустило передо мною шлагбаум. Объяснения и звонки в пресс-службу не помогли. Мне лишь пообещали изучить, что там за российская такая газета, и потом, может, перезвонить. Объяснили: «Поймите, люди очень травмированы… Не нужно их беспокоить, понимаете?..» Я сказал, что знаю украинский. «Мы подумаем», — ответили. Думают еще.
Сегодня «проще»: можно подойти к очереди на улице. Но и украинский часто не помогает. Люди измотаны. Не хотят вдаваться в подробности того, что только что пережили…
Семья из Николаева. Женщины разных лет. Бежали под обстрелами. Потом ехали в Молдавию, потом по Европе: с 7 по 13 марта — Румыния, Венгрия, Швейцария, Франция.
Сейчас отстоят очередь, получат вид на жительство и поедут к знакомым на север Франции, в нормандскую деревню.
— Расскажите, — прошу. — Если хочется высказаться, что вы видели.
— Очень страшно. Стреляют, бомбят. Воды нет, продуктов нет…
— Игушки нет, — говорит маленький мальчик.
— Игрушек нет, — поправляет семья хором. Они на все вопросы отвечают немногословно и почти одинаково.
— Маленького дома нет нашего, — говорит самая активная женщина, с глубокими впадинами под давно не спавшими глазами.
— Вы жили в частном доме?
— Да, у нас БЫЛ частный дом.
***
Лене, которая когда-то жила в Горловке, лет сорок. Много лет живет во Франции: училась на менеджера, работает femme de ménage, то есть убирает квартиры. Пришла продлить вид на жительство, заодно — помочь знакомым, бежавшим из Украины. Лена немного путается в мыслях. У нее одни родственники — в «ДНР», в Горловке, другие рядом — в Бахмуте на подконтрольной Киеву территории Украины.
Бахмут она по-старому зовет Артемовском. «Они почти не видятся, там очень трудно, там такие блокпосты, сразу могут расстрелять», — говорит Лена про своих родных с «обеих сторон».
Она, кажется, до того, как началась эта не гибридная уже, а совсем открытая, чудовищная … (слово, запрещенное российской властью), была скорее «пророссийским» человеком. За последние 20 дней в сознании Лены, кажется, произошел перелом. «Я просто не понимаю. Всех украинцев гонят — уже три миллиона беженцев, смотрите. А сколько погибло? <…> Вот здесь сейчас стоял в очереди мой знакомый, он гражданин Марокко, он из Харькова, студент, женился там. Говорит: «Там просто бомбы летят и летят, мы бежали куда видели». Они взяли по сумке… Там все осталось у людей. У меня племянница с Харькова тоже убежала с маленьким чемоданом. В Турцию. Через Западную Украину, через Польшу… Она в подвале сидела в Харькове. Там же эвакуировать запрещают! Как же так?! — уже приближается к слезам Лена.
— Мы жертвы. А что мы сделали?! Там знаете как у нас сейчас говорят? «Русские солдаты! Уходите, пожалуйста.
Ну зачем вы пришли на нашу территорию? Не надо нас стрелять! Мы сами разберемся в своей стране. Мы хотим жить! Возьмите вот чай, кофе, покушать, только уходите…»
«Мы хотим по советскому режиму жить, — продолжает Лена, и тут же переходит к главному. — Зачем он это делает?! Вы понимаете? Знаете, Бог уже плачет… Так нельзя с людьми! <…> А что у вас, в Москве, там нет проблем? У вас там бабушки бедные, пенсии маленькие. Что, нельзя было решить в Москве какие-то проблемы? А теперь я поняла: он просто завидовал нам. Что мы ни у кого ничего не просили, что мы свободные. И неизвестно, сколько эта … [слово, запрещенное российской властью] продлится. Может, еще пять лет продлится! Никто не знает, что у него на уме… Он, видимо, считает, что он прав?!»
Лене нужно как-то успокоиться. Она идет к огромным бакам с наклейками: «ВОДА», «ЧАЙ», «КОФЕ». «Я думала в первые дни, что это сон», — говорит, наливая кофе. Все так говорят сейчас, думаю, Лена.
***
Надя Рыбачок. Молодая женщина: один ребенок, кроха Тимур, на руках, второй, уже мужчина лет девяти (возраст забыл спросить, прости, Марк), идет рядом — с огромным баулом в руках. Ищут, где сделать «фото на документы»: «Нам сказали, где-то рядом…»
Разговорились на украинском:
— Мы приехали с Волыни, Луцк, это Западная…
— Там еще ничего не было?
— Было. У нас бомбили аэродром. Рядом с нами… Три дня назад. Мы выехали раньше — 27-го. Здесь живем у знакомых — больше недели.
— Кто-то остался в Украине?
— Мама. Она врач. Анестезиолог. Она не хочет ехать. Она там сейчас нужна… Уже привозили раненых в больницу.
Анестезиолог не хочет уезжать, хотя удар по аэропорту долетел до ее дома:
— Мама рассказывает: как начало бахкать… Стекла повылетали в нашем доме. Ударной волной. Посуда вся попадала. Ночуют в подвале… Мама в таком стрессе… Какие-то окна позаменяли уже, какие могли… Это просто ужас. А мой брат двоюродный — он военный. Так он был на аэродроме — сейчас лежит в больнице. Ранило осколком. Мы с детьми добирались машиной через Польшу. Двое суток жили в машине на границе, чтоб границу пройти.
Сейчас нам нужно найти фотоавтомат (фотоматон). Спрашиваю дорогу у темнокожих мужчин, которые целый день стоят в одной точке неподалеку от метро. Торгуют чем-то, наверное. Мужчины, увидев женщину с двумя маленькими детьми и баулами, кажется, теплеют. Подробно объясняют: идите так-то и так-то до следующей станции метро Marx Dormoy, там есть фотоматон.
Идти — около километра. Надя и дети совсем устали. Занимаем друг друга разговором, Марк уступает мне сумку.
У Нади Рыбачок образование психолога. Училась в Крыму, только получила диплом в 2014-м — и пришлось бежать. Через месяц, говорит, уехать уже было бы трудно. Сразу не приняла «русскую весну». «Уезжала — везде красно-сине-белые цвета, везде Путин, каждый билборд… И ничего больше. Зомбиленд».
Теперь Z достает уже западных окраин Украины. «Мне самой сейчас нужен психолог, — улыбается она. — Сутками не спишь… Я не могу уснуть даже здесь: мне кажется, сейчас что-то будет».
Проходим церковь Saint-Denys de la Chapelle, на ней — табличка, посвященная Жанне д’Арк: 8 сентября 1429 года она здесь провела ночь в молитве перед алтарем Святой Девы накануне похода на удерживаемый англичанами Париж. Говорю, чтобы найти какую-то надежду: «Жанна д’Арк боролась с иностранными захватчиками. В итоге захватчики были изгнаны». Марк улыбнулся. А мне опять стало тошно…
Фотоматон был на станции метро — как и обещали наши торговцы. Но сфотографировать ребенка, которому чуть больше года и который вообще-то сейчас должен был спать в своей кроватке в Луцке, а не «бегать» на руках у мамы через всю Европу, почти невозможно.
Съемка становится му́кой.
— Смотри, какие мультики, Тимур! Глянь, какие мультики! — говорит мама.
Тимур вместо этого нажимает кнопки фотоматона. Мотает головой… Знать не знает и понимать не понимает, что после 3… 2… 1, вспыхивающих на экране, нужно замереть. Поэтому на первом фото мы видим только чуб Тимурчика. На втором — подбородок… На третьем — ничего не видим. После трех попыток начинаем процедуру заново, автомат требует…
— Дивися, де ляля? Де лiтачок? — мама пытается отвлечь Тимурку телефоном. Потом — шумом шаркающих ниже вагонов метро: Чуєш — поiзд iде?..
Съемка не дается, скоро Тимурка начинает плакать. Надежды на удачный кадр рушатся. Как и на то, что мы сегодня успеем сделать документы.
Подходит мужчина. Терпеливо ждет, вежливо улыбается. Мне неловко, говорю: «Нам тут еще минут 20 минимум…» Ничего, пытайтесь, отвечает. Потом оказывается, что он — работник, обслуживающий фотоматоны… Успокаивает: «Вы не волнуйтесь, к таким маленьким детям отношение не строгое, принимают не обязательно хорошие фото…» Проблема в том, что и через 15 минут фото нет никаких… Не понесешь же фото чубчика. Специалист предлагает: «Нужно махать рукой рядом с объективом, но только прямо сразу перед съемкой, чтобы мальчик не успел отвлечься на что-нибудь еще». На второй раз трюк срабатывает. Фото Тимурки с открытым ртом и склоненной набок головкой наш фотоматонщик признает за подходящее. Типа, сойдет. Он что-то быстро начинает крутить ключом в автомате, говорит «Платить не надо» и через полминуты, открыв машину, вручает нам фото бесплатно.
— Это украинские беженцы, — говорю, чтобы он понял, насколько же он молодец.
— Я понимаю, — улыбается. Фотоматонщика зовут Брюно.
В миграционном центре все фото признают подходящими.
Пока подготовят документы, Надя с детьми идут в детскую комнату на втором этаже, где можно рисовать и складывать лего. В комнате — штук двадцать маленьких детей. Еще столько же — на первом, где с детьми рисуют педагоги.
На стене уже вернисаж. Те самые МИ ЗА МИР, радуги, флаги, принцессы… Эти дети в большинстве выехали в самом начале … (слово, запрещенное российской властью).
Над залами второго этажа стоит густой запах валерьянки. Это — взрослые.
Кот Мили сидит в переноске на первом этаже. Но я пока не знаю его имени, а потому спрашиваю хозяйку. У меня дома тоже русский голубой, говорю. Седая женщина не может говорить. Приходит дочь, которой немота передалась: мы с ней переписываемся по телефону. Дочь зовут Алена. Она беременна. Пишет: «Мы с Мили и мамой уже переезжали восемь раз, теперь будет девятый. Кот настрадался…» «Сколько лет?» — спрашиваю. «Тринадцать. Мечтаю, чтобы дожил до 20».
«Рассказывает», как добирались: «Мы ушли с Киева 25 февраля, на второй день … [слово, запрещенное российскими властями], потом в Хмельницком ночевали, потом ехали через границу в Польшу 24 часа, потом Люблин, потом Варшава, пожили у говорящего в квартире…». Теперь Париж. Ожидание, пока заселят в гостиницу. Ковид, мест много.
Министр внутренних дел Франции Ж. Дарманен сказал, что страна уже в ближайшие дни готова принять 100 тысяч беженцев с Украины, а потом — «даже больше, если понадобится». Но дала Франция документы пока меньше чем 5 тысячам украинцев (из 13 тыс., зарегистрированных на границе, — не сравнить с польскими миллионами): кто-то уехал в Британию или Испанию, кто-то еще не пришел оформлять вид на жительство.
Все-таки — очереди: этот пункт на севере Парижа без устали работает с 9 до 18, принимает людей «до последнего» (из тех, кто успел войти). В среду, 16 марта, откроют вместо этого центра гораздо больший, в выставочном центре на юге города, а пока — здесь.
Французы, как и большинство европейцев, с больши́м сочувствием и пониманием относятся к приему людей, бегущих из Украины.
…Я прошу у женщины в жилетке Armée du Salut корм для кота Мили с пониженным процентом белка — находится три вида. И даже одноразовые картонные мисочки есть.
Мили ест. В центре тесно, я выхожу на улицу и сразу натыкаюсь на русского волонтера (хотя, конечно, большинство — украинцы и французы). Данил, 19 лет, студент-юрист, учится в Нантере. Родился во Франции. Мама — москвичка. Данил — гражданин Франции и России. Действующую (точнее, не ведающую, что творящую) российскую власть не то чтобы ненавидит — это какая-то смесь абсолютного неприятия с недоумением.
«У людей травма, … . Люди плачут. Я сам такого не ожидал. Я им так сочувствую…» — говорит о беженцах. Подходит украинская женщина, просит набрать адрес в гугл-картах, не понимает французские буквы…
Гостиница "Восток"